Накануне стало известно, что Игорь Краснов, будто бы только что откушавший сладкой булочки карьерного роста, вдруг оказался единственным кандидатом на пост председателя Верховного суда. Вот настолько один, что ВККС, завершив прием заявлений, не нашла больше желающих - ровно как на школьном утреннике, когда осталось только «три поросенка», и учителька признает: «Ну… ладно, Ленька, ты - председатель». Краснов - это такой Ленька от силового блока. Очень тихий Ленька.

Он не кричит, не шагает по трибунам, не раздает интервью, не тусит с влиятельными блогерами. Он просто есть. Присутствует, словно аккуратный фон, из которого не выбивай. Вот, мол, важняк СК, руки в делах, а глаз - застегнут на слив. И вот кто-то понял: а что если его просто подвинуть повыше? И вот - пожалуйста: заявка подана, сам кандидат сдается как полный комплект на полку с надписью «профиль». И никто не сопротивляется.

И все вышло настолько незаметно, что ирония хочется оформить в чистом виде: «профессионал, который знает, когда остановиться». То есть не остановиться, а именно - когда сделать паузу. Потому что две вещи Краснову особенно шли: работать и исчезать. Особенно исчезать - с завидным мастерством. Вот в деле Немцова его линия сработала, как глушитель на автомате - тихо, незаметно, эффективно.

Весна 2015‑го. Убит Борис Немцов. Дело - на взводе, запрос в обществе названий, тегов, страшных гипотез. И тут назначают его - Игоря Краснова - руководителем группы. Кто он такой? Ответ на поверхности: профессионал, проверенный, не кричащий. Журналисты заинтересовались, родственники заулыбались, правозащитники насторожились - а потом им показали, как срабатывает механизм.

Март - назначение Краснова. Апрель - кнопка «твоего дела больше нет», май - «кто-то идет вверх», и тут Краснов мягко исчезает из состава расследователей, словно было дело, но хотелось бы, чтоб вы уже забыли. На его место - Николай Тутевич. Запоминать необязательно. А дальше - исполнители найдены, мотивы описаны, заказчики, увы и ах, до сих пор не названы, а расследование похоже на похоронный обряд: скоропостижный, тихий, без зрителей.

Родственники Немцова, если вкратце, ругаются: «Уж слишком аккуратно все закрылось, словно это могила под охраной, а не уголовка». Наблюдатели морщатся, но привыкли. СМИ - пишут на месте, где раньше был рекламный блок.

Да ведь главное - не скандал, а карьерный лифт, который шел прямо от шума к тиши. Краснов нажимал кнопки бесшумно, и с каждым щелчком становился все удобнее, все безопаснее. "Следствие любит тишину, а тишина любит карьерные лифты" - и вот он, тот, почему он теперь единственный кандидат. Потому что он тихий. Потому что он удобен. Потому что он умеет остановиться, когда от него ждут громкого хода. Ну а сейчас он остановился у входа в мраморные двери Верховного суда.

Как он там будет смотреться - с этим лицом, с этим опытом? Ну, скажем так: судьи, видимо, такого спокойствия не любят. А ему, похоже, наоборот - по нраву. Он знает, когда надо появляться. И главное, когда исчезать.

Ирония всей конструкции в том, что в стране, где всех хотят видеть с микрофоном, Краснов - как антикварная статуя: никаких жестов, а все прекрасно видно. Вверху небезопасно, но тишина безопаснее. Потому что если он начнет шуметь, его быстро заставят остановиться. А пока что он все делает идеально - не нужны лишние слова, нужны только кресла. И вот кресло ему сулит бетонный покой - ион туда едет.

Старперов не берем

А теперь давайте поаплодируем стоя человеку, который больше всех на свете хотел надеть мантию, но вместо этого может получить… парадную шинель. Александр Бастрыкин - не просто персонаж силовой оперы, а настоящий кандидат в вечность, если бы не одно «но»: в Верховный суд его не пустили. Видимо, слишком живой, слишком эмоциональный и, простите, слишком опасный. Поэтому, по данным RTVI, его аккуратно переписывают в полпреды по СЗФО. Это такая уютная скамейка в коридоре власти, где можно все еще делать вид, что ты влиятельный, но при этом не мешать тем, кто действительно принимает решения.

Что ж, по-человечески понятно: пускать в Верховный суд человека, который публично называл Госдуму «государственной дурой» - все равно что назначить Рамзана Кадырова заведующим литературным кружком. Слишком громко, слишком нецензурно, слишком непредсказуемо. А ведь Бастрыкин действительно мечтал - тихо, но с огоньком. Столько лет в Следственном комитете, столько интервью в духе «я бы их всех», столько дел, заявлений, прищуров на пресс-конференциях. Ну как тут не подумать о мантии?

Но, увы, мантия - вещь тонкая. В отличие от генеральской фуражки, ее нельзя поправлять кулаком. И вот в администрации посчитали: пусть лучше Бастрыкин пойдет не к присяжным, а к губернаторам. Пусть пьет чаек с главами регионов и делает грозный вид на совещаниях по утилизации отходов. Безопасно. Без шума. И главное - подальше от суда, где каждое слово записывается в стенограмму, а каждое движение может вызвать инсульт у судебных старожилов.

Потому что давайте честно: если Бастрыкин возглавит Верховный суд и внезапно уйдет - вся страна получит флешбек советской агонии. Суслов. Брежнев. Андропов. Три портрета в черной рамке за два года. Люди суеверные начнут шептать в курилках: «А не проклято ли это кресло?» Так что нет, спасибо. Без этой мистики. Полпредство звучит гораздо безопаснее. Даже если ты там ничего не решаешь - по крайней мере, никто не умирает.

А ведь он старался. Как только не строил свой образ. Был и строг, и суров, и даже угрожающе вежлив. Но проблема в том, что у Бастрыкина - архив, от которого волосы встают даже у лысых. Если Краснов может похвастаться лишь тем, что вовремя свалил из дела Немцова, то Александр Иванович - ходячая коллекция скандалов.

В 2012‑м, например, он настолько впечатлился критикой «Новой газеты», что вывез их замредактора в лес. Просто в лес. Как в 90‑х. Без лишней бюрократии. С угрозами. Потом, правда, публично извинился, как воспитанный человек. Но привкус остался. Даже «Комитет защиты журналистов» зачесался. А британский Guardian ухватился за сюжет, как BBC за очередной сюжет про медведей в балалайках.

Тот же 2012‑й подарил нам еще одну классическую пастораль: чешская квартира Бастрыкина. Прага, милый домик, туманный ВНЖ, который вроде бы был, а вроде бы не был. Сам глава СК уверял, что никакого ВНЖ не получал, что купил квартирку, да не удержал, да продал, да случайно. Как говорил великий комбинатор: «Картина Репина “Приплыли”».

Но главный шедевр случился уже в 2024‑м, когда Александр Иванович, выступая на форуме, назвал Госдуму «государственной дурой». Вслух. При микрофонах. В прямом эфире. Народ аплодировал - не все, конечно, только те, кто больше всех боялся «дуру» изнутри. А потом начались объяснения: дескать, не так поняли, не в том контексте, вырвали, подрезали, домонтировали. СК даже выпустил пресс-релиз. Все бы ничего, да только в этот момент, кажется, власть и поняла: Верховный суд не потянет таких ласковых формулировок.

Но и это не все. Есть еще испанский след, который тянется за Бастрыкиным, как запах табака за учителем ОБЖ. В материалах испанской прокуратуры (привет OCCRP) мелькали разговоры Геннадия Петрова, где обсуждались некие услуги, якобы в пользу неких российских товарищей. В числе упомянутых фамилий - кто бы вы думали? Правильно. Александр Иванович. Сам он, разумеется, все опровергал, российская сторона - тем более, никаких дел не возбуждали, никаких вопросов не задавали. Но «след» остался. Пусть и на уровне слуха. А слух - штука зловредная, особенно в мантии.

Вот и выходит, что кандидатура Бастрыкина на пост главы ВС - это как идея назначить Григория Лепса послом в Ватикан. Теоретически возможно. Практически - увольте.

А что же полпредство? А ничего. Это та же власть, только в более мохнатом свитере. Там можно красиво появляться, угрожающе молчать, обедать с губернаторами и иногда говорить что-нибудь для региональных СМИ: «Укрепим, обеспечим, не допустим». Главное - не ругаться. И не вывозить журналистов в лес. Хотя в Архангельской области с этим, говорят, попроще.

И еще один плюс: полпреды долго живут. Их редко снимают, почти не трогают, а если что - ссылаются на здоровье и отправляют в Совет Федерации в качестве старейшин. Там и старый шкаф - мебель.

Так что Бастрыкин, возможно, не получил мантию, но получил шанс на красивую пенсию. Без дураков. Без суда. И, возможно, без новых цитат в испанских протоколах.

С горы спускает Гуцан

Если все пройдет по задуманному сценарию - а сценарий, как известно, пишет один человек с хорошей ручкой и отличной памятью на обиды, - то кресло генерального прокурора скоро займет Александр Гуцан. Это будет настолько бесшумная смена, что в новостях даже не понадобятся глаголы. Просто: «Гуцан - генпрокурор». И все такие: «А кто это?»

Потому что Гуцан - это победа пустоты над харизмой. Это человек, который всю жизнь умудрялся быть не то что в тени, а под ковром. О нем нельзя сказать ни хорошего, ни плохого. Просто - ничего. Ни громких дел, ни цитат, ни «лесов», ни «дур», ни испанских следов. Он не грозил, не вывозил, не подписывал, не проваливал. Он существовал. Просто существовал - как фундамент, на котором ничего не строят, но сносить вроде бы тоже жалко.

Так что идея вернуть прокуратуру «домой», в родное прокурорское гнездо, и вручить ее в руки Гуцану - логичный шаг в сторону полной стерильности. Как будто ты хочешь отмыть кухню и звонишь не уборщице, а куратору ассоциации по стерильности без запаха.

Кто он такой? Очень коротко:
Бывший замгенпрокурора - с 2007 по 2018.
Потом - полпред президента в СЗФО.
Потом - где-то в Совбезе, но так, что никто не заметил.

Вот и все. Три строки. Человека, который может возглавить ключевое ведомство страны, можно описать как состав газировки: вода, сахар, «и вот это вот». Но именно «и вот это вот» в данном случае и есть весь смысл.

Гуцан - это такой серый бетон, который в бетонной же системе смотрится просто великолепно. Не крошится, не трещит, не выделяется. И главное - не шумит. Публичные скандалы? Не смешите мои санкции. За столько лет в прокуратуре - ни одной утечки, ни одного журналиста в кустах, ни одной фразы, которую пришлось бы потом оправдывать.

По-настоящему он проявился только один раз - когда его включили в санкционные списки. OFAC, ЕС, Великобритания, в общем, все, кто не успел закрыть глаза. Повод - стандартный: член Совета безопасности, значит, коллективная ответственность. Никаких конкретных дел, обвинений, только аккуратный штамп: «запрещен».

Но даже это как будто добавило ему веса. Потому что теперь можно писать: «под санкциями» - звучит почти как «замешан в чем-то важном». Для Кремля - почти орден. Для карьеры - тоже.

Почему же именно Гуцан? Все просто: потому что надо вернуть прокуратуру тем, кто умеет молчать. Краснов был хорош, но, как говорится, выдохся. Слишком заметный. Слишком вовлеченный. Слишком способный не дожимать. Гуцан - другое дело. Он не будет жать. Он просто будет. Сидеть. Вспоминать. И тихо подписывать.

Да и смотрится он в этом кресле лучше многих. Представьте себе классическую прокурорскую приемную. Пыль, тишина, прокурорская мебель, висящее на стене фото в черной рамке. И вдруг в дверях - Гуцан. Не улыбается, не здоровается. Просто входит. И всем понятно: с этим человеком лучше говорить кратко. Желательно - письменно. А лучше вообще не говорить.

Это вам не Бастрыкин, который способен устроить брифинг из монолога о старых грехах. Не Краснов, у которого в глазах столько тревоги, что непонятно, он прокурор или потерявшийся мальчик из лагеря. Гуцан - это инкарнация ведомственной памяти. Он и есть сама прокуратура: ровная, глухая, незаметная. Словно шкаф, который никто не открывал с 1986 года.

А еще у него есть уникальное качество - он не вызывает эмоций. Совсем. Ни у кого. Журналисты не пишут о нем расследования, потому что не знают, с чего начать. Политологи не упоминают, потому что забывают фамилию. Даже Google выдает о нем ровно столько, чтобы разочароваться.

И вот теперь этот человек, которого никто не боялся, потому что никто не видел, может стать главным прокурором страны. Это как если бы в космос запустили утюг - он не приспособлен к полету, но зато гладит пространство.

RTVI сообщает, что его кандидатура «обсуждается». В переводе с кремлевского - это значит, что все уже решено, просто мы еще не поняли, где его портрет повесить. Скорее всего - в тех же тонах, что и весь офис.

Ирония в том, что в России часто ищут фигуры под должности. А тут - наоборот: должность просто ждала, когда у нее вырастет нужная фигура. Не конфликтная, не скандальная, не медийная. Просто - удобная. Как галстук на манекене. И теперь, когда все громкие герои покидают сцену, появляется он - чтобы напомнить: сила - в отсутствии сюжета.

Так что встречайте, если успеете заметить. Александр Гуцан. Новый генеральный прокурор страны. Человек, которого вы даже в очередь не узнали бы. Но который все равно будет впереди.

Последний из могикан

Если вы думали, что эпоха медведевских технократов умерла, сгнила и была закопана в сугробе в «Сколково», то вы слегка поторопились. Один выжил. Один стоит. Один все еще дышит властью через нос. Константин Чуйченко. Человек, чье лицо забывается еще до окончания абзаца, а чья биография тянется через всю постсоветскую юриспруденцию как бледная нитка из советской шинели.

Сейчас, если верить RTVI, он готовится возглавить Следственный комитет, заменив Бастрыкина - слишком громкого, слишком рискованного, слишком живого для эпохи унылого уравнивания. И в этом назначении читается не кадровая логика, а почти историческая ирония: последнего из медведевских могикан пытаются превратить в жреца следственного шаманизма.

Начнем с того, что Чуйченко - это вам не какой-то там аппаратный нолик. Это легенда цивильного подземелья. Однокурсник Дмитрия Медведева по юрфаку ЛГУ, многолетний тень-двигатель в контрольном управлении администрации президента, вице-премьер по юрблокам, министр юстиции. Полный комплект: с галстуком, с опытом, с печатью. Но без огня.

И вот теперь, спустя десятилетие после всех своих регалий, он внезапно оказался на пороге следственной гильотины. Что, впрочем, выглядит не как прыжок вверх, а как операция по принудительной реанимации: «давайте хоть этого поставим, он тихий».

В этом решении угадывается тоска по временам, когда «силовик» не был крикливым шоуменом, а выглядел как завхоз с доступом к сейфу. Чуйченко именно такой: серый, вязкий, осторожный, юридически нейтральный. Даже его голос - словно кто-то читает приговор шепотом, боясь потревожить комнатное растение.

Но не надо недооценивать. Этот человек, будучи министром юстиции, успел совершить несколько действий, которые можно разложить в музее по теме «Права человека как опасная химия».

Во-первых, он с энтузиазмом подал иск, в котором «международное ЛГБТ-движение» было признано экстремистским. Заседание - закрытое. Решение - мгновенное. Мотивировка - секретная. Международные правозащитники хором схватились за голову, но в Минюсте с лица не дрогнул ни один мимический мускул. Все прошло как по нотам. Из уголовного фортепиано.

Во-вторых, Чуйченко прославился как министр, наградивший Вована и Лексуса - известных пранкеров - высшей ведомственной медалью. За вклад в правозащиту. Вот так. Пока одни награждают за Нобелевку, другие - за розыгрыши британских министров. Когда вручение состоялось, пресс-служба Минюста выглядела так, будто вручали не орден, а айфон с шпионским приложением. Критика из либерального лагеря была оглушительной, но к тому моменту Минюст уже давно разучился слышать что-либо, кроме собственного визга.

В-третьих - санкции. Красивые, международные, коллекционные. Чуйченко числится под персональными санкциями США, ЕС, Великобритании, Канады, Японии и, возможно, Клуба любителей «Мемориала». Причины - туманные, но обоснованные: «поддержка авторитарной юстиции». Ну, вы поняли. Если в стране юстиция работает, как кувалда с надписью «уголовный кодекс», то и подписи будут. Не под приговорами - под списками.

С такими вводными назначение Чуйченко в СК - это не кадровая перестановка, а акт балетного насилия. Тихо, в темноте, на мягких подошвах - чтоб никто не заметил, как одного махрового бюрократа отправляют командовать бритоголовыми следаками, выдрессированными Бастрыкиным. Но, возможно, это и есть суть происходящего: поставить над тучным зверем дрессировщика в очках. Чтобы не рычал, а хранил тишину. Чтоб на «гав» отвечал «прошу оформить письменный запрос».

А теперь к сути. Почему именно он? Почему из всех возможных фигур - этот однокурсник Медведева, этот технолог прежней эпохи, этот молчаливый комментатор чужих решений?

А потому что больше не осталось никого из «цивиликов». Система либо посадила их, либо отправила на почетные кладбища бюрократии. Один Чуйченко - выжил. И теперь стоит в дверях следственного комитета, как динозавр в музее МВД. Трясет головой, сопит, проверяет рельсы. Все еще не верит, что его пустили внутрь.

Это даже не «новая кровь» - это старая кровь, которую разморозили в лаборатории и вставили обратно в систему. Типа, давайте посмотрим, может, снова приживется.

Но самое смешное - приживется. Потому что Чуйченко - идеальный кандидат для эпохи, в которой правосудие должно быть бесцветным, безвкусным и неперевариваемым. Никаких эмоций, никаких заголовков. Один юридический клей, натянутый на скелет репрессивного молчания.

«Последний из медведевских могикан» - звучит красиво. Остальные - кто ушел, кто сбежал, кого не звали. А он - еще здесь. Возможно, потому что слишком незаметен, чтобы уволить. Слишком вежлив, чтобы выругаться. И слишком жив, чтобы не воспользоваться моментом.

Чуйченко - это не просто символ эпохи. Это симптом того, что эпоха не уходит - она просто надевает другую шляпу. Раньше это называлось «цивилизованный переход». Теперь - «реформы без лиц».

Все готово. Кресло натерто. Силовики нервничают. Кабинет ждет.
А в тренажерке для технократов одинокий бегунок по фамилии Чуйченко крутит педали истории. Возможно, зря. Но зато - в костюме.

Загогулина по-путински

Когда все уже сказано, а новые лица так и не появились, самое время задаться вопросом: а что это вообще было? Зачем все это карусельное безумие, если в итоге все сели на те же самые скамейки, только с новой табличкой? Почему прокуратура снова под прокуратурой, следствие под юстицией, а Бастрыкин - в беззвучном полпредстве, где можно угрожать только погоде?

Ответ прост, как уголовное дело без фигурантов: это не перестановка - это консервация. Классическая, плотная, с солью и стеклянной крышкой. Все то же, только на полке подальше. Никаких новых фигур, никаких неожиданных комбинаций, никаких сюрпризов - только хорошо проверенная колода, где даже тузы в перчатках.

Начнем с прокуратуры. Сначала там был Краснов, теперь, по данным RTVI, будет Гуцан - бывший замгенпрокурора, полпред, член Совбеза и главный в мире человек, о котором не знает никто. Что это, если не возвращение «в семью»? Прокуратура вернулась к себе домой, в те тихие руки, где дело можно не возбуждать, а бережно пересматривать до истечения всех сроков.

Следственный комитет - другая история. Там вместо Бастрыкина, который умел делать громко, ставят Чуйченко, который умеет только шептать. Почему? Потому что в эпоху, когда СК стал выглядеть как клуб любителей персональных шоу, власть решила вернуть все на уровень канцелярии. Юстиция наступает на следствие, как бухгалтер на анархиста. Вместо громких дел - грамотно оформленные папки. Вместо взрывных комментариев - осторожные цитаты без фамилий.

А Бастрыкин? Ну, его не уволили - его отправили утилизироваться во власть. Полпред в СЗФО - это не должность, это санаторий для бывших активных силовиков. Там можно спокойно ездить по регионам, смотреть на стройки и высказывать опасения. Никаких тебе реальных дел, уголовок, прессинга. Только политические флюиды и обтекаемые формулировки.

Вот она, логика рокировки: вытащить всех, кто может громко взорваться, из мест, где они еще могут рвануть. Чтобы не было новых «дел Голунова», не было убийств с международным резонансом, не было следователей, способных назвать вещи своими именами. Надо, чтобы все замерло. Чтобы тишина была новой валютой. Чтобы «работа» снова стала синонимом «отсутствия вопросов».

Именно поэтому Краснов теперь - единственный кандидат на пост председателя Верховного суда. Один. Без конкуренции. Как дед, который остался последним в деревне и теперь автоматически считается старостой. ВККС подтвердила: других заявок нет. Да и не надо. Потому что если кто-то будет шуметь - это будет уже другая история. А сейчас все должно быть спокойно, как в морге после плановой ревизии.

В этом и суть: не реформа, а ротация в рамках проверенной обоймы. Старые имена, старые методы, старые страхи. Просто Бастрыкин теперь - не в телике, а на совещаниях. Краснов - не в прокурорском кабинете, а в судейской мантии. Гуцан - не в Совбезе, а в кресле, из которого никто не вырывается. А Чуйченко - не в Минюсте, а с лупой в делах, где фамилии уже стерлись.

И если попытаться понять, что все это значит для элит, ответ будет еще проще: никаких новых игроков не будет. Не надейтесь. Все, кто мог появиться - уже списаны, арестованы, сбежали или ушли на йогу. Остались только проверенные: те, кто умеет молчать, подмахивать и исчезать по звонку.

Риск-профиль рокировки - как у фарша. Минимум запаха, максимум предсказуемости. Убирают токсичных, приводят безликих. Меняют громкость на стабильность. Это даже не «откат» - это государственная медитация, в которой каждый дышит как положено: через нос, раз в десять секунд, строго по расписанию.

Главное - без эксцессов. Без новых дел. Без утечек. Без расследований. Только плотная, глухая, антисудебная, антиследственная, антипубличная система, которая вновь села сама в себя и застегнулась изнутри.

Так работает консервация: не для того, чтобы обновить - для того, чтобы ничего не стухло раньше срока.

И в этом смысле, рокировка - не игра престолов, а инструкция по выживанию старого режима. Без анфилад, без танков, без лозунгов. Только коридоры, лифты, секретариат. И обязательный взгляд в пол, когда говоришь: «Да, конечно, понимаю, я готов».

Финальный штрих? Все эти назначения происходят на фоне полной тишины в обществе. Ни митингов, ни дискуссий, ни даже анекдотов. Все уже давно все поняли. Здесь меняется только обивка кресел, а сидят в них все те же. И пока кресло не взорвется - никто не пошевелится.

Такова логика. Таков стиль. Такова Россия